«Боится, падла», – с удовлетворением подумал Башка, а вслух сказал:

– А чего я – деловать его буду? С левой – раз, справа – два! Потом в солнечное, по шее! Потом ногами!

Амбал смотрел с жадным любопытством. Попугай в этом деле – стопроцентный свидетель.

– Держи, твоя доля! – главарь протянул трофеи. – В случае чего – ты на атасе не стоял, не свистел, ничего не делал.

– Вы его не угрохали? – деловито спросил Попугай, вкладывая полученные пятьдесят тысяч в новый бумажник.

– Да нет, очухается, – уверенно сказал Амбал, хотя в душе опасался совсем другого результата.

Любой шифровальщик, не говоря о начальнике шифроргана, является секретоносителем высшей категории. Это определяет особый режим его жизнедеятельности. В зарубежной резидентуре такой бедняга не выходит за пределы посольства, даже из помещения спецслужбы не выходит, чтобы исключить нежелательные контакты. Так и просиживает два-три года загранкомандировки в пяти – восьми комнатках, общаясь с резидентом и несколькими офицерами.

Внутри страны режим, понятно, другой, хотя все равно живет под колпаком: и телефоны на прослушке, и периодически «хвост» привешивают, и связи, само собой, проверяют. Документы, естественно, под роспись утром принял, под роспись в конце работы сдал. Вот то, что в черепе, приходится из-за стальных дверей выносить и даже домой нести – здесь борцы за секреты пока ничего не придумали.

Конечно, по логике вещей, набитую секретами голову надо бы от двери до двери автомобилем доставить, да под охраной двух вооруженных «волкодавов», способных и агентов иноразведок обезвредить, и всякую местную уголовную сволочь, если что, – в землю вогнать. Но логика – одно, а материально-техническое и ресурсное обеспечение – совсем другое. То дежурная машина сломалась, то на заправке, то бензина нет, то водитель заболел. Потому начальник шифротдела Управления ФСК, как простой российский гражданин, на автобусе до своей остановки доезжал, через пустырь проходил и звонил на службу:

– Я дома, все нормально.

Через десять минут после того, как подполковник Галенков встретился на пустыре с неизвестным контрразведке Амбалом, дежурный сам позвонил ему на квартиру, после чего объявил тревогу.

Еще через десять минут труп подполковника обнаружили на полпути между автобусной остановкой и квартирой.

Сержанты патрульного наряда выполнили обычную рутинную работу – осмотрели тело и доложили дежурному УВД: признаков жизни нет, карманы вывернуты, часы, деньги и документы отсутствуют. Дежурный записал в журнал: ограбление с причинением телесных повреждений, повлекших смерть, и приказал патрулю оставаться на месте, дожидаясь следователя с экспертами.

Обычно опергруппа приезжала через полчаса – час, но на этот раз сержанты соскучиться не успели: на пустырь выскочили три черные «волги» и молодые люди в штатском оцепили место происшествия, потом, мигая синими «маячками», подтянулись ПА с соседних патрульных участков, в рекордное время прибыл микроавтобус следственной группы, а в довершение картины понаехало руководство УВД и УФСК, включая обоих генералов.

Милицейский генерал Крамской – сам бывший опер, осмотрел труп, перекинулся парой фраз с экспертами и отошел в сторону. Картина ясная – разбойное нападение, повлекшее смерть. Тем более, сегодня контрразведчик получил зарплату. Но «соседи», конечно же, выдвинут ряд своих, специфических версий, предположив, как всегда в подобных случаях, участие ЦРУ, МИ-6, Моссад или кого-то еще. Поднимется большой шум и пресечь его можно лишь одним способом: быстрее взять мутноглазых с грязными обкусанными ногтями ублюдков, один вид которых опровергает их причастность к уважающим себя специальным службам развитых государств. Подозвав начальников управлений и отделов, Крамской привычно давал необходимые указания.

Группа руководителей УФСК стояла неподалеку. И – хотя они видели ту же картину происшедшего, что и Крамской, версия о случайном разбойном нападении находилась в самом конце длинного ряда традиционных для контрразведывательного ведомства предположений.

Дело в том, что три часа назад подполковник Галенков расшифровал своим личным, высшей сложности ключом правительственную шифрограмму, помеченную грифом «государственной важности» и содержащую информацию и перечень мероприятий по плану «Зет», вводившемуся на территории Северного Кавказа со следующей недели.

О плане «Зет» в регионе были осведомлены всего восемь человек: командующий военным округом и его начальник штаба, командующий и начальник штаба округа внутренних войск МВД России, начальник шифровального отдела военного округа, начальник Управления ФСК генерал-майор Лизутин, начальник оперативного отдела Управления Карнаухов и начальник шифротдела УФСК Галенков, труп которого ворочали сейчас следователь с судмедэкспертом.

Поэтому для контрразведчиков самоочевидной являлась версия о нападении с целью захвата особо важного государственного секрета, замаскированном под заурядную уголовщину.

«Если информация попала к противнику, то план „Зет“ подлежит отмене»,

– привычными оборотами размышлял Лизутин, хотя вряд ли смог бы объяснить, кого обозначает сугубо военным термином «противник».

– Сколько времени Галенков находился вне контроля? – спросил генерал у Карнаухова.

Начальник оперативного отдела, как и все присутствующие контрразведчики, ждал этого вопроса: профессионалы прекрасно представляли ход мыслей любого из руководителей Системы при подобной исходной ситуации.

– От десяти до пятнадцати минут, – четко доложил Карнаухов и пояснил:

– В зависимости от того, сразу сел на автобус или ждал некоторое время.

– Да-а-а, – неопределенно выдохнул Лизутин.

Это был крупный мужчина сановитого «номенклатурного» вида, который сейчас утратил изрядную долю присущей ему уверенности. Потому что драма на пустыре ставила под удар дальнейшую карьеру. Когда пятидесятисемилетний начальник Управления ФСК докладывает об утечке информации из своего аппарата, в результате чего приходится отменять план государственной важности, судьба его решается однозначно.

– Для «потрошения» времени мало и обстановка неподходящая, – успокаивающе проговорил Карнаухов. – Да и методы...

– Эффективность методов определяется полученным результатом, – раздраженно бросил Лизутин, как на строевом смотре оглядывая крепко сбитую фигуру подчиненного. Придраться было не к чему. Короткая спортивная стрижка, обязательный костюм с галстуком, озабоченый взгляд.

Но генералу не нравилось, когда кто-то заглядывал ему в душу, а тон Карнаухова показывал, что тот уловил и растерянность, и тревогу начальника.

– Могли перехватить по дороге, всадить укол и выпотрошить в машине, – по-прежнему раздраженно продолжил генерал. – Могли примитивным отбиванием внутренностей развязать язык прямо здесь...

– Следов уколов на теле нет, я специально обратил внимание эксперта. А что до второго варианта... Извините, но так не делается...

Для всех сотрудников милиции и ФСК, находящихся на освещенном фарами машин и яркими переносными лампами пустыре был предпочтительней вариант случайного разбойного нападения.

Крамской и его люди сразу пришли к такому выводу, и хотя Лизутин был обязан выдвигать и отрабатывать самые экзотические версии, временные рамки и обстановка происшествия не давали ему возможности развернуться.

Похоже, что это действительно трагическая случайность, никакой утечки информации не произошло, оснований к отмене плана «Зет» не имеется... Если только...

Если только Галенков не был предателем, которого убрали после того, как он сделал свое черное дело!

– Его досье безупречно, материалы негласного контроля – тоже, – сказал Карнаухов, будто читая мысли начальника.

Ничего удивительного: тема предательства в спецслужбах, суть работы которых сводится к вербовке, перевербовке, противодействию вербовочным подходам – стоит очень остро. И что самое обидное: у всех предателей прекрасные личные дела и отличные характеристики. Иначе как бы они могли получать доступ к государственным секретам?